За домом, у края леса, малыши играют в снежки. Им тепло, а мне холодно. Я могу подняться к Феде или спуститься домой. К маме. У меня вырастают длинные уши, я их щупаю, правильно, я - ослица перед двумя одинаковыми стогами сена. Нужно выбрать один. Самый сложный выбор, который мне когда-либо приходилось делать, был между любовью и собственной жизнью. Я выбрала любовь. Вам, может, покажется, что я насмотрелась блокбастеров и преувеличиваю: мы же не в какие-нибудь Средние века живем. Я и сама раньше думала, что все страсти ушли в прошлое вместе с каретами, кринолинами и мощеными улочками. Но оказалось, что современный мир закручивает сюжеты похлеще шекспировских. И вот незадача: книгу ты можешь читать снова и снова, а жизнь дает только один шанс. Права на ошибку нет. Когда за Лёшкой пришли люди в милицейской форме, я еще могла спасти себя. Забыть его. Вычеркнуть из памяти. Сделать вид, что этот человек мне никто, что между нами ничего особенного не было. Да, видный мальчик, деньги есть, ухаживал за красивой школьницей, цветы носил, одну никуда не отпускал, на перемене мог забытый дома учебник привезти, встречал от репетиторов, ждал, сколько бы не задерживалась. Знакомил с интересными взрослыми друзьями, в клубы водил, на концерты. Ходили слухи, что он был как-то связан с местной группировкой, державшей в страхе и подчинении все уличные торговые точки, - романтика! Как можно было сравнивать этого сказочного принца с унылыми одноклассниками-троечниками, которые сидели на родительских шеях и ничем, кроме компьютерных игр, не интересовались? Конечно, я влюбилась. Но мне ведь никто не мешал сказать, что это все было несерьезно. Что теперь-то я поняла, каков он на самом деле, и сбегу от него так, что только стук каблуков запомниться. Ох, как мама была бы довольна: ее драгоценная лапулька наконец взялась бы за ум. Но ум и чувства никогда не смогут договориться между собой. Красавица, умница, еще со средней школы готовится к поступлению на самый престижный факультет университета, мама помощник прокурора – эта девочка-мечта не просто влюбилась в крутого мальчика. Она его полюбила всем сердцем. А любящее сердце никогда не сможет предать. Люди в форме перевернули всю Лёшкину квартиру. Нашли то, что искали, скрутили его и увезли, видимо, предчувствуя повышение по службе, премиальные и оплаченные билеты в отпуск в Турции. Меня тоже обыскали, но как-то вяло – видно было, что для протокола. И забирать не стали. Конечно, они знали, что я – дочь Татьяны Александровны, а ту не сегодня-завтра могут и прокурором назначить, меня в участок везти – только себе проблемы наживать. А кому они нужны, лишние проблемы? Всю свою жизнь моя мать проработала в органах. Причем успешно, хоть и говорят, что баба в погонах – это как морская свинка: и со свиньей ничего общего, и плавать не умеет. У матери моей наград больше, чем у среднестатистического мужика, служащего в том же ведомстве. Нашу семью она тащила вперед так, что позавидует и атомный ледокол: мы не нуждались никогда и ни в чем. Папа, конечно, в какой-то момент не выдержал, начал пить – и мама с ним развелась. Муж-неудачник ей был ни к чему. Да и вообще муж ей, кажется, только мешал: раньше, когда мы жили вместе, она не упускала случая отпустить в его сторону очередную ядовитую шуточку о том, что не понимает, зачем тратит свое время на такого неинтересного человека. Мол, и служба у нее ладится, и дочка-вундеркинд растет, а вот на мужика даже смотреть жалко. Я хоть и любила папу, но постепенно привыкла к тому, что он – тряпка, неудачник, лодырь и пьянь подзаборная. Наверное, поэтому-то я сама с мальчиками особо не дружила. Занималась только собой: книги, кино, иностранные языки, спорт – всё для того, чтобы тухлое болото «обычной» жизни, лишившее отца, не затянуло в свои мерзкие глубины и меня. Развод родителей длился несколько лет: отец, хоть его давно уже выселили за город к бабушке, все равно не хотел расходиться, да и жилплощадь делить было очень сложно. Удобную квартиру в центре мы отдали папе («лишь бы, наконец отвязался»), а сами уехали в башню-новостройку в «плохом» квартале. Там мы с Лешкой и познакомились. Я мерзла на остановке, он подъехал и спросил, не желает ли красавица сохранить свое здоровье ради будущих поколений. Кстати, как зовут красавицу и почему он, местный житель, ее тут никогда не видел? Красавица ответила, что ее зовут Оксана, но благородному рыцарю она разрешит называть себя Ксюшей и даже позволит отвезти в школу. С этого момента мы почти не расставались. Уже через неделю я знала про Лешу почти все. Его тоже воспитала мама, она была тяжело больна, а отца он никогда не знал. В 8 лет он ездил в область разгружать вагоны, в 10 выполнял поручения в палатке рядом с домом, в 16 открыл свою. При этом он ухитрился не бросить школу, но в институт уже не пошел. Зачем, если надо работать. Зато съездил в Азию и увлекся фотографией. Я даже представить себе не могла, что другой человек может стать настолько близким и родным. Если мне сказали бы умереть для того, чтобы Леша жил, я бы согласилась, не раздумывая. Даже тогда, когда узнала, что он – наркоман, я решила, что мы очень похожи. Случилось все как в фильме «На игле»: «Выбирай жизнь. Выбирай работу. Выбирай карьеру. Выбирай семью. Выбирай большие телевизоры, стиральные машины, автомобили, компакт-диск-плееры, электрические консервные ножи… Но зачем мне все это? Я не стал выбирать жизнь. Я выбрал кое-что другое». Лешка и его друзья были непохожими на весь мир. Такой, как они, хотела быть и я. Мы просто выбрали другое. У них это началось еще в школе – с «Беломора» с травкой вместо табака за гаражами около дома Лешкиного друга Феди. Косячком бесплатно угостил незнакомый дядька. Сами они попробовали грибы, марки, «винт». После дядька появился снова и предложил «кое-что взрослое». Я все знала про героин из листовок, которые нам раздавали в школе: химический состав, внешний вид, привыкание после первого раза, высокая цена. Обычно на него подсаживают молодежь. Специально. Так, как подсадили Лешку с друзьями – еще в школе. Взрослые люди просто приходят и дают первую дозу бесплатно. Понравится – обращайся. И у тебя уже нет другого выбора – придешь, придешь еще как миленький. В этой же листовке были «тревожные симптомы для родителей»: если ваш ребенок врет, у него часто меняется настроение, из дома пропадают ценные вещи… У Лешки было достаточно денег, чтобы скрывать все «тревожные симптомы». Его друзья в шутку называли нас Ромео и Джульетта. Смотри, Лешка, говорили они, засадит тебя Ксюшина мать. Лешка лишь однажды решил было, что нам для общей безопасности надо разойтись. Но увидел меня и даже не смог этих слов произнести. Мы читали вслух книги. Мы смотрели фильмы, постоянно ставя их на паузу, чтобы обсудить. Мы ходили на концерты. Мы обсуждали его фотографии, даже готовили выставку: я написала к каждому снимку небольшой текст, стараясь объяснить кадр так, как я его понимаю. Лешке очень понравилось. А я хотела так же, как фотографии, понять его всего. Объяснить себе все его странные мысли, все смелые суждения об обществе и искусстве. Не упустить ни одного ощущения. Когда Лешка узнал, что я приходила в квартиру к его друзьям одна и просила дать мне дозу, кричал так, что мне хотелось вжаться в стены. В тот же вечер он сам дал мне убойную порцию «винта» и запер в спальне. Через двое суток я пришла в себя и поняла, что он сделал это специально. Чтобы дать мне испытать только страх, боль, тошноту, липкий, кошмарный ужас. Напугать и навсегда отвратить от идеи попробовать тяжелое. Но он меня недооценивал. Квартира, где все обычно собирались, была в моем подъезде – пятью этажами выше. Я взяла с ее хозяина, смешного кудрявого художника Феди, честное слово, что он ничего не расскажет Леше, и стала приходить туда тайком от него. Просто гостила – смотрела фильмы, слушала диски, сидела на подоконнике и смотрела на заснеженный лес, начинающийся как раз за домом. Покуривала косячок или гашиш через специальную длинную трубку. На кромке леса малыши строили крепости и мутузили друг друга в снегу. Их яркие курточки мелькали, как узоры в калейдоскопе. Я могла любоваться ими часами. Художник-растрепа рассказывал мне о том, что без наркотиков он не может написать ни одного полотна, у него не было бы выставок, друзей, он не сказал бы миру ничего нового. Федя стал моим первым проводником. Я – твой экскурсовод по Вене, шутил он. Одно движение – и я стала такой же, как они. Я могла говорить с ними на равных, думать так же, как Леша. Мечтала, что теперь он не будет оставлять меня, уходя в компанию ширнуться. Но чудесный мой Лешка сначала даже говорить со мной не захотел. Выронил: дура ты, Ксюша, - и трясущимися руками закрыл за собой дверь кухни. Я укуталась в одеяло с головой, долго плакала и, не дождавшись его, уснула. Утром Леша отодвинул шкаф и показал мне тайник. Рассказал, что очень быстро подсел на иглу, и потребовалось еще больше денег, чем он тратил обычно. Тот дядька, который дал ему первую дозу, давно наблюдал за шустрым мальцом и однажды предложил ему продавать. Лешка долго не раздумывал: терять ему было нечего. Ну, подсадит на иглу десяток-другой невинных детишек – так ведь не специально же, не насильно. Сами ж тянутся – чего б не дать? Общая схема та же: знакомишься со школьниками, интригуешь, даешь пробовать. Готово – они теперь от тебя не отстанут: «Вот в этом пакетике, Ксюша, куча денег, если меня не поймают. Или камера, если кто-то сдаст. Когда я тебя встретил, подумал, что завяжу. Последний раз – и завяжу. Вылечусь, мы поженимся, детей родим. Переедем из этого района, чтоб только в редких страшных снах его видеть. Но не бывает так, поняла? Ты только сама держись. Больше не пробуй». Тот раз действительно стал последним. Люди в форме нашли тайник. Правда, там уже не было ничего тяжелого – одна травка, но Лешу все равно забрали. Он писал мне из тюрьмы: люблю, скучаю, у нас будут красивые дети, без наркотиков жизнь гораздо лучше, мы будем нормальные, понимаешь, нормальные! Такие письма даже мать не отбирала. Я ждала его. Жизнь без Леши была невыносимой. Невыносимой настолько, что в первый же приступ депрессии я поднялась к Феде-художнику. Думала, мать будет кричать. Скандалить, обвинять в том, что я изгадила ей жизнь, выть, что ей не только с мужем, но и с дочерью не повезло. Но ничего такого не было. Она стояла на коленях и умоляла: только не колись, пожалуйста, если тебе плохо, дома есть любой алкоголь, даже самый дорогой, бери, что хочешь, пей, но только не садись на иглу. Бар у нас действительно был отличным, но я выбрала другое. Я забрала Лешкин фотоаппарат. Мать заперла мою одежду и выкинула ключ от шкафа. Я кинула шкаф на угол письменного стола – он разбился. Мать унесла из дома все деньги. У меня начались ломки – я продала все золотые украшения. У меня обнаружились гепатит и простудные заболевания по женской части. Мать положила меня в лучшую клинику города, где я провела полгода, сменив наркологическое отделение на терапию. После больницы наши отношения с матерью немного наладились: она надеялась, что я перестану колоться. Я поступила в университет и даже стала ходить на реабилитацию. Лешка продолжал присылать мне письма о нашей будущей жизни, о наших детях, а я ждала его и держалась только этим ожиданием. Забыла, что для наркомана нет другой правды, кроме дозы. И он вернулся. Совсем другой: тощий, бледный, полысевший, с трясущимися руками. В нем ничего не было от моего волшебного принца: «Зачем ты ждала меня, Ксюша? Мне на тот свет дорога, и тебя с собой прихвачу. Меня ведь никто просто так не отпустит». Но ведь я выбрала любовь, я столько держалась – как я могла сейчас отказаться от него? На тот свет – значит, на тот свет. Несколько дней мы провели вместе, а потом он отправился «по делам». Следующим утром женщина, выносившая мусор, нашла тело с ножевыми ранениями рядом с помойкой. На Лешкины похороны пришли всего несколько человек: я, его мама и пара наших общих знакомых. Я даже не могла плакать: все слезы закончились в тот день, когда я узнала о его смерти. В голове у меня крутилась одна фраза: «Мы скоро встретимся». Когда на гроб с глухим деревянным стуком упала первая горсть мерзлой земли, я крикнула эти слова. Погромче, чтобы он услышал и не забывал меня даже там. Вечером в субботу мать смотрела телевизор, а я тихонько, в тапочках и пижаме, поднялась к Феде. Ложечка, зажигалка, жгут, укол – и домой, закрыться в своей комнате, никто ничего не узнает. Лифт сломался, и я пошла пешком. Почему у меня соленые губы? Я вся соленая, тонны морской воды прижимают меня ко дну. Надо переждать волны. Я села. Или нет, ведь я могу плыть. Вот я плыву. И ползу. Все вокруг из поролона, и я тону в этой поролоновой лестнице. У меня выросли длинные уши, не у меня, надо мной стоит огромная ослица, она открыла свою слюнявую зубастую пасть, она меня сожрет. Между гаражами и лесом дети играют в снежки. Не могу пошевелиться.
Алексей был убит в январе 2005 г. Его убийцу так и не нашли. Через месяц Оксана умерла от передозировки в подъезде своего дома. Сразу после ее смерти мама Оксаны уволилась, продала квартиру и уехала из города. В 2007 г. От СПИДа умер художник Федя.
